Лучшие рипы от jumo aka end

Невзначай я выведал, что наши обручальные кольца(гостинец тёщи)отлиты из золотых зубов покойной бабки.

Жрать таковские семьи где ничего зря не пропадает. Всё идёт в девало: луковая шелуха, использованные чайные пакетики, арбузные корки и зубы покойницы. Перстень залпом стало как-то жать, и даже, будто, нести. Однако освободить его я не решился. Тем более, что и квартира, в коей мы жительствовали, тоже как-то относилась бабе.

Залпом после свадьбы всё пошло наперекосяк. Ещё не были до гроба доедены все салаты, а мы уже перебрасывались словом «развод» будто мячиком.
Слово было трагическим и притягательным, однако бойко поистёрлось и мы перебежали к ветхим добросердечным оскорблениям. Я не мог поверить, что всё это происходит с нами, однако за какой-то месяц вполне вовлекся, и мог взговорить глядя в бельма барышне, какую боготворил, «сука» или «тварь» и не вспыхнуть. Баба, впрочем, не отставала. Ночью мы примирялись, однако с утра начинали подмечать мелочи и накапливать их, словно боеприпасы. Как-то слова закончились и она кинулу в меня нож и потрафила рукоятью в глаз. Я отвесил ей оплеуху. Мы влетели в западню. Мы жительствовали в панельном доме и соседи снизу, сверху и сбоку всего тем и занимались, что глодали дружок дружка. Мы стали обыкновенной семьёй.

В одно воскресное утро меня пробудил рёв мотора под окном. Я поднялся и выглянул на улицу. Однако никакой машины под окном не было, а был пацан лет двенадцати, лопоухий и в резиновых сапогах неодинакового цвета. Это он выпускал таковские звуки. Видаемо, он завяз в луже и пробовал выбиться из неё на форсаже. Изнаночной десницей он беспробудно содержал воображаемый руль, левой переключал воображаемую коробку передач, при этом меняя тональность рычания мотора. Проделывал он это мастерски. Наконец он посигналил и, разбрызгивая воду и слякоть, выбился из лужи. Он на секунду встал, посмотрел в зеркало заднего облика и подал назад, крутанув руль. Затем, набирая скорость и безупречно сигналя, он исчез за углом. «Класс» — прошептала за спиной баба. Настолько мы и познакомились с Мальчиком-Камазом.



Вскоре Мальчик-Камаз акклиматизировался и для кое-каких квартирантов стал незаменимым помощником. Он выносил-вывозил мусор, мотался в рейсы до продуктового магазина и выгуливал псин, отчего они случались вспененными, однако больно довольными. У Мальчика-Камаза взялась кое-какая мелкота. А когда во двор заезжал взаправдашний «КАМАЗ», он устраивал состязания по части громкости двигателя и умению маневрировать. И ввек не проигрывал. Шпана его не трогала, а заправлялся он лимонадом. Никто не осведомил откуда взялся Мальчик-Камаз и кто его родители. Ага это никого и не интересовало. Однако родители всё же были. Я видал их пару один — они выступали по двору, под ручку, напряжённым шагом велико выпивающих людей.

Как-то ввечеру мы опять поругались. Такового ещё не было. Я завидел в буркалах бабы нешуточную, взаправдашнюю ненависть. Я постановил ретироваться из дома и взялся собирать вещи. Вдруг из кухни раздался адов КРИК.
- НЕ ТРОГАЙ ЕГО!НЕ СМЕЙ ЕГО БИТЬ, СУКА!
Это вопила баба. Я кинулся на кухню: баба стояла на подоконнике и истошно голосила в разинутое настежь окно. Я освободил её с подоконника(она расцарапала мне лик)и кинул взор на улицу. Там, под проливным дождём, Мальчика-Камаза гвоздил его батька. Он гвоздил его дланями по мурлу, отчего башка мальчугана моталась из сторонки в палестину. Я затворил окно.
Я уложил бабу на койка и содержал её до тех пор, доколе она не перестала колотиться. Она валялась и не моргая взирала в потолок. Я вынудил её дербалызнуть валерьянку, лёг возле и обнял.
… Я очнулся от ощущения невообразимой тревоги. Возле сидела баба, укутавшись в простыню. Она покачивалась и не отрываясь взирала на меня.
- Ты что?Что с тобой?— осведомился я.
- Он трогал меня — откликнулась она голосом, от какого мне стало мерзло.
- Кто трогал?О чём ты, милая?
- Папа меня трогал, он трогал меня, трогал всюду, трогал...
Тогда она рассказала мне всё и я ввек не видал, дабы у человека было столько слёз. В ту ночь её батька загнулся другой один и я гадал, что навек.

И что-то изменилось. Это было столь хрупко, что я дрожал ладить визгливые движения, буквально. В доме стало неслышнее, однако мы взялись беседовать дружок с дружком, о всяких пустячках, беседовать настолько, будто давненько уже не беседовали. Мы постановили, что нам надобен ребёнок, и вскоре она затяжелела.

Её брюхо увеличивался и всё аховое забывалось, учетучивалось, будто скверный видение. Она оголяла брюхо и я видал сквозь филигранную кожу будто ребёнок то толкался пяткой, то экспонировал вперёд ладошки. «Словно защищается» — отчего-то думалось мне. Он предугадывал предбудущее, будто очутилось.

Телефонный зазвонист я услышал ещё на улице. Я бегом поднялся и открыл дверь. Никого дома не было. Телефон надсажался в порожний квартире. Я освободил трубку. Это названивала тёща.

Запасное колесо. Ахово закреплённое запасное колесо. Ахово закреплённое запасное колесо на задней двери «УАЗа». Оно взлетело ввысь, упало, подскочило вновь и вонзилось к автобусной остановке. Там оно убило мою настолько и не народившуюся дочь, и миролюбиво возлегло на асфальт.

Я стоял с телефонной трубкой в деснице и взирал по сторонкам. Входная дверь испарилась, её не было. Я возложил трубку и прошёлся по квартире. В зеркалах некто отражался, а входной двери по старому не было. Однако зато я нашёл ванную. Подставил голову под ледяную воду, и стоял настолько доколе не заломило шею. Я вышел из ванной. Входная дверь взялась. Я вышел и спустился по лестнице. У подъезда стоял Мальчик-Камаз. Он выпивал лимонад из полуторалитровой бутылки. Его брюхо округлялся напрямик на буркалах. Он допил лимонад, похлопал по мамону, взговорил «Заправился» и улыбнулся мне ясной и конфузливой усмешкой.