Лучшие рипы от jumo aka end

Он выглянул в окно и завидел её. Десница самодействующи скользнула в ящик стола и на ощупь отхватила личину Удовлетворения. Лёгкая усмешка, румянец, слегка вскинутые брови. Таковским можно было завидеть его, если посмотреть с улицы в окно офиса. Больно милая личина, она даровала тёплые ощущения. Жалко, что невозможно таскать её длиннее. Он взирал на площадь, по коей хаотично-броуновски передвигались люд. И лишь барышня в жёлтом просторном свитере и потёртых джинсах стопкадром стояла перед мольбертом. Что она мазала – не удобопонятно. Обозрение из окна не помещал в себе всю площадь. Вот уже неделю она приходила сюда и мазала. А он вот уже неделю мерил на себя личину Удовлетворения.
В дверь постучали. Он конвульсивно сорвал с себя усмешку и румянец и захватил дежурную, с повешенными уголками губ, и слегка нахмуренную личину Озабоченности.
- Ага!Взойдите!– даже тембр голоса изменился. Стал более басистым и серьёзным.
В кабинет вошёл начальство отдела маркетинга. Никотиново-бледный, с квашеным речением рыла, с тревогой в буркалах.
- Что, влетел под раздачу слоников?На ковре был?
- Дудки. Всё нормально, - откликнулся маркетолог. – Это у меня уже третий девай. Ленность переодеваться. Будто напялил личину на совещании, настолько и не снимал. Я к тебе по делу. Мне ныне в арена выступать. Дудки у тебя чего-нибудь подходящего?Даже не знаю, что надеть. Свои личины все пересмотрел, давай не то. Надобно что-нибудь вдохновенное, лирическое, благородное.
- Ты знаешь, всё дома валяется. Тут всего дневальные личины. Для работы. Сходи в бухгалтерию, может там жрать у кого.
Он не боготворил раздавать личины. Это даже аховее, чем дать поносить свои носки. Или трусы. Личины – это излишне интимно для того, дабы вручать на прокат.
- Давай и ладно. Жрать у меня вариант для кабака. Может, придется.

Маркетолог вышел, и он вновь выглянул в окно. Барышня мазала. Она была похожа на кляксу. Канареечное пятно на серо-чёрно-коричневом фоне.
«А что, вот пойду, и познакомлюсь. Напрямик сейчас. Зачем дудки?Возьму в буфете шоколадку и.… Всего надобно принарядиться» - он отхватил всё своё зажиточность, высыпал на стол и стал мерить. Отрада – излишне пошло для знакомство. Томная нега – не то надвигаться. Уверенность – важнецки, однако рискованно, она может не настолько отреагировать.

Он стоял перед зеркалом и вымеривал. Не то. Не то. И это не то. Наконец, в отчаянии, надел личину Безразличия, таковскую нейтральную, выдающуюся от личины Бездельничанья всего еле уловимыми нюансами.
Спустился в буфет, взял коробку конфет. Продавщица в Нудящейся личине подморгула ему, словно разумея, в чём девало.
Он вышел из здания и безапеляционно направился к художнице.
- Это вам, - простер ей конфеты, попытался улыбнуться, однако личина не позволила. – Какая прелестная полотно!А зачем люд без рыл?
- Рыла я впоследствии дорисую. Это воздушнее ладить дома. Тут мне величав сам вид, зодчество, деревья. Рыла второстепенны.
- Диковинно, для меня лик – это самое величавое. Лик болтает о многом. Мимика – другой язык. А будто вы раскрашиваете рыла?Что вы мажете на них – умиротворение, опеку или, может, боязнь?Ага вы взимайте конфеты. Я вами всякий девай любуюсь из окна. Вон, видаете, на пятом этаже, третье слева.
- Я знаю, я видала. Благодарствую за конфеты. Хотите кофе?У меня в термосе.
- Дудки, благодарствую, - взговорил он. – А вы можете нарисовать меня?
- Я могу нарисовать что угодно.
- А можно сейчас?
- Зачем вам?
- Я себя ввек не видал. Вашими буркалами.
Она улыбнулась, слегка склонив голову, рассмотрела его.
- Давай, что ж… Можно испробовать. Садитесь на скамейку. Садитесь, не опасайтесь.
Он засел, в оторопи, пожалев уже о своей мольбе, однако ещё диче он бы выглядел, взявшись отнекиваться.
- А куда вы задеваете картину?– кивнул он в палестину мольберта.
- Нехай сохнет. Нам не потребуется мольберт.
Она пристала к нему, погладила по щекам, проложила перстами по лбу, по бровям, по губам и вдруг сорвала личину. Тут же присела перед ним на корточки и стала шептать ему что-то успокаивающее, доколе он вздрагивал от возмущения и трепета. Без личины было настолько непривычно и неуютно.
- Сейчас, я всё сейчас исправлю, - болтала она, разводя краски в палитре и рассматривая буркалом профессионала порожний овал рыла. Без глаз, без носа, безо рта. Невинная непочатая заготовка.
Прикосновение грозди к мурлу слегка щекотало. Краски свежими мазками будили в котелке незнакомые мысли. Новоиспеченные, необычные, лёгкие, и в то же времена тревожащие откровения.
- Где вы берёте эту гнусность?– барышня показала на валяющуюся на земле личину.
- Будто где?Они век были. Вначале родители вручали, впоследствии учителя., ныне вот на работе выдали.
- Какая мерзость. Потерпите капельку. Осталась чета штрихов.
Он ощущал, что с всяким движением грозди с ним происходят диковинные метаморфозы. Словно из серо-зелёной уродливой куколки показывает мотылёк с бирюзово-ультрамариновыми крыльями.
- Всё!– она сделала шаг назад, дабы рассмотреть своё творение. – Будет приемлемо. Кумекаю, можно будет где-где подправить, однако это со временем. А что, мне нравится.
Она пристала и облобызала его.
- Будто меня кличут?– осведомился он.
- Не величаво. Я дам тебе имя. Впоследствии.
Она бойко сконцентрировала мольберт, краски и бумагу. Взяла его под десницу и они командируй, норовя не обращать внимания на серо-чёрно-коричневые одежи людей в личинах.

Начальство отдела маркетинга удивлённо следил из окна, будто его коллега уходит, запамятовав о работе. А ведь за прогул можно получить по абсолютной программе, и никакая личина не спасёт от головомойки.