Внеклассное чтение
Внеклассное чтение.
Как-то, лет десять назад, ездил я погостить к матушке, в кровный поселок. Надобно взговорить, что малолетство мое было раздолбано на две части, доля его я коротал в Челябинске, а доля на Нордовом Кавказе, у родичей. Тому были найденные причины - родители изображали профессиональными строителями и бессмертно гнались за своей иллюзорной птицей счастья по неодинаковым стройкам века, а меня отправляли к родичам, дабы не жительствовать в типовых сибирских и нордовых вагончиках. Однако Нордовый Кавказ не стал мне малой колыбелью, несмотря на голубеющие в маре горы, неизменного волкодава, отары овец и изумительную флора вкупе с волшебным звериным миром. Лишь затрапезный пролетарий поселок на отшибе Челябинска я находил извечно своим. На Нордовом Кавказе я был гуще чем дома, уже во взрослой жизни. Родичи там вяще не жительствовали, однако тлела привычная затяжная брань.
Мне дали отпуск, нам временами вручали после командировок отпуск. И вот я вернулся домой. В поселок Миасский.Старшим, несколько разочаровавшимся от жизни. Летнее утро золотило оконное стекло рассветными бликами. Паучок падал по филигранной серебристой паутинке долу, ага настолько и застыл на капельке света, завороженный солнцем.
Малолетство вновь вернулось. Будто я грезил о рыбалке все эти годы, однако не было возможности. Ребята гасили динамитом сомов в полдневных каналах мелиорации. Взрывы вяще не были в диковинку для голубеющих горестей, однако, сконцентрировав оглушенную рыбу, надобно было спешно уходить, потому что на гул среди папоротников могли показаться мятежные горцы. Горцы это не боязно, однако не убивать же ради куса жареной рыбы?
Где мои удочки?Ага вот же они, под койкой. Или я вымахал или удочки уменьшились в размерах, а как-то эти бамбуковые, с экзотической желтизной трехколенки были завистью окрестных пацанов. На улице пахло поутру, печной золой и свежей стружкой - за чьим-то забором визжала ранняя пилорама. Где-то в глубине поселка, от мечети, мелодично вопил мулла, созывая здешних татар на очередной намаз. Жидкие встречные были мне незнакомы, все же бессчетно лет я не был тут и видаемо изменился, ага и люд тоже изменились, в поселке жительствовало бессчетно новоиспеченных, безвестных мне людей. Мой колея валялся к небольшому водоему на окраине поселка, какой именовался Трехметровка. Звание таковое было дано видаемо от того, что в важнейшие годы глубина этого удлиненного канала составляла три метра. Однако это было давненько, водоем со временем обмелел, расплескался по пологим берегам, заболотился, накрылся непролазным камышом. Труба забытой насосной станции уже не доставала до черной воды. Прежде тут жил изумрудно-желтый гольян и важнецкий с длань карась, будто отлитый из древнего червонного золота, и даже неведомых размеров карп(болтали, что он незрячий от старости), какой безбожно рвал снасти. Запоздалее взялась серебристая уклейка и всепожирающий ротан, с рыхлым диким телом, какое составляло голову и хвост. Ротан извел рыбу, а запоздалее извел и самого себя. Ловить в этом водоеме было по определению нечего. Однако суть была не в улове, в рыбалке. Посидеть в утренней тишине с удочкой - дудки вящего счастья тому, кто взалкал вновь окунуться в малолетство.
По стезе я наскоро накопал червей в консервную банку, избрал пункт между зарослями осоки и закинул удочки. Поплавки лениво теребила уклейка, на красное гусиное перо засела стрекоза. Водомерки фигуристо выписывали восьмерки по зеркалу воды. Я закурил и завалился на мураву. Над головой проплывали безмятежные облака.
- Не клюет?- скорее положительно осведомился некто. Я поднялся. Возле стоял сивеющий грузный дядька с глазами-щелочками. Возле него сигал огненно-рыжий сеттер.
- Дудки, не клюет, - откликнулся я.
- Тут дудки вяще рыбы, - взговорил дядька. - Давненько уже.
- Я знаю.
- Ротан.
- Ага, ротан, я знаю.
- Испробуй вон в том котловане, с километр отсюда - махнул десницей дядька и пояснил: - Я тут все знаю вкруг, артистом на очистных вкалывал. Езжу сюда временами с псиной. Он кивнул на темнеющий за ивовыми кустами уазик-буханку.
- Важнецки.
Мне не хотелось ничего болтать и объяснять. Я попросту опамятовался сюда для того, дабы попытаться почувствовать давненько минувшее малолетство. Дядька с псиной отошел чуть поодаль.
Минут сквозь десять мимо меня миновали два здешних подростка, возле них семенили здешние уличные псины, каких с заходом солнца садят на хозяйскую цепь. Псинам был в диковинку рыжеволосый сеттер и они радостно бросились на него. В пыли закружился визжащий клубок. Дядька подскочил к сваре, изловчился и ахнул своим добротным яловым сапогом напрямик в живую гущу. Одна из уличных псин, скуля, отлетела в палестину. Не смей!- на дядьку кинулся с кулаками один-одинехонек из подростков. Дядька, не задумываясь, ахнул и его. Мальчишка упал на землю, однако тут-же поднялся и, затворив лик десницами, бежал. Вдогон побежал и его приятель. Псины тоже бежали, лишь один-одинехонек сеттер недоуменно кивал головой, зализывая смятую шерсть.
- Ехал бы ты отсюда, - посоветовал я дяде. - Сейчас возникнут здешние...
- Еще чего, - взговорил мужик. - Я отдыхаю тут. С псиной прогуливаюсь. Я все тут знаю, всякую ложбинку, я артистом вкалывал на очистных.
- Давай будто знаешь, - взговорил я ему и вернулся к удочкам.
Миновало абсолютно капельку времени, когда на стезе, ведущей из поселка, показался запыленный колесной трактор с тележкой. В тележке сидели люд, многие из них содержали в десницах вилы, клюки и ломы. Дядька уже внушительно отошел от меня, он выступал с псиной в камышах, неподалеку от своего фургона.
- Заводи свою буханку и уезжай!- гаркнул я ему. Он слышал, однако предпочел сделать внешность, что не слышит. Он находил себя тут своим, однако на самом деле он не был тут своим. Своим был я, однако это ничего не меняло в его жизни.
Мимо меня протарахтел трактор. Чуть запоздалее из тележке посыпались люд и облепили уазик. Они не длительно шумели, однако громовой, отчетливый стон я услышал залпом. И побежал к уазику.
- Вы что, козлы, ладите?- осведомился я, глядя на дядьку, пригвожденного вилами к борту уазика.
- Он ахнул моего сына, - взговорил один-одинехонек из нападавших.
Люд безгласно полезли в тележку и трактор умчался, вздымая придорожную пыль.
- Живой?- осведомился я дядьку, вытаскивая из его брюха вилы.
- Живой, я домой, пожалуй, поеду, - скрипя зубами, взговорил дядька. Бессчетные прорехи в его спецовке темнели сочащимся красным на мамоне.
- Ага куда ты ныне поедешь, - взговорил я и полез в кабину, разыскивать перевязочный материал. Позвонил дневальному, попросил снестись с здешними милиционерами, вытребовать группу и "Скорую помощь" заодно.
Мужик порывался ехать, однако ехать безусловно он не мог, а лишь сидел возле колеса, зажимая десницей сквозные раны. Сеттер кружил возле, он гонялся за бабочками. Вот гады, испортили мне рыбалку, покумекал я про людей в тракторной тележке. В малолетство вернуться не удалось.
© begamot-74
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Топ новостей
Наши партнеры
Опрос
Как вам сайт?^